Неточные совпадения
Графиня Лидия Ивановна пошла на половину Сережи и там, обливая слезами щеки испуганного мальчика, сказала ему, что отец его
святой и что
мать его умерла.
Левин едва помнил свою
мать. Понятие о ней было для него священным воспоминанием; и будущая жена его должна была быть в его воображении повторением того прелестного,
святого идеала женщины, каким была для него
мать.
Нужно, чтобы он речами своими разодрал на части мое сердце, чтобы горькая моя участь была еще горше, чтобы еще жалче было мне моей молодой жизни, чтобы еще страшнее казалась мне смерть моя и чтобы еще больше, умирая, попрекала я тебя, свирепая судьба моя, и тебя — прости мое прегрешение, —
Святая Божья
Матерь!
Надели на себя
святые образа оба брата и невольно задумались, припомнив старую
мать.
— Бабушка! разве можно прощать свою
мать? Ты
святая женщина! Нет другой такой
матери… Если б я тебя знала… вышла ли бы я из твоей воли!..
В этой же комнате в углу висел большой киот с старинными фамильными образами, из которых на одном (всех
святых) была большая вызолоченная серебряная риза, та самая, которую хотели закладывать, а на другом (на образе Божьей
Матери) — риза бархатная, вышитая жемчугом.
— Вот что,
мать, — проговорил старец, — однажды древний великий
святой увидел во храме такую же, как ты, плачущую
мать и тоже по младенце своем, по единственном, которого тоже призвал Господь.
Именем всего великого и
святого, именем умирающего старца вашего покажите мне это письмо, Алексей Федорович, мне,
матери!
Стала
мать плакать, стала просить брата с осторожностию (более для того, чтобы не испугать его), чтобы поговел и причастился
святых Божиих таин, ибо был он тогда еще на ногах.
Бедная
мать!
Святая, великая женщина!
—
Матери говорить не надо. — И, вздохнув, прибавил: —
Святая женщина!
— Пошел вон! — сказал отец. Крыжановский поцеловал у
матери руку, сказал: «
святая женщина», и радостно скрылся. Мы поняли как-то сразу, что все кончено, и Крыжановский останется на службе. Действительно, на следующей день он опять, как ни в чем не бывало, работал в архиве. Огонек из решетчатого оконца светил на двор до поздней ночи.
В сущности ни Харитина, ни
мать не могли уследить за Серафимой, когда она пила, а только к вечеру она напивалась. Где она брала вино и куда его прятала, никто не знал. В своем пороке она ни за что не хотела признаться и клялась всеми
святыми, что про нее налгал проклятый писарь.
Ну, вот и пришли они,
мать с отцом, во
святой день, в прощеное воскресенье, большие оба, гладкие, чистые; встал Максим-то против дедушки — а дед ему по плечо, — встал и говорит: «Не думай, бога ради, Василий Васильевич, что пришел я к тебе по приданое, нет, пришел я отцу жены моей честь воздать».
Ведь жена — это особенное существо, меньше всего похожее на всех других женщин, особенно на тех, с которыми Карачунский привык иметь дело, а
мать — это такое
святое и чистое слово, для которого нет сравнения.
Раз после первого спаса шла Аглаида по Мохнатенькой, чтобы набрать травки-каменки для
матери Пульхерии. Старушка недомогала, а самой силы нет подняться на гору. Идет Аглаида по лесу, собирает траву и тихонько напевает раскольничий стих. У самого
святого ключика она чуть не наступила на лежавшего на земле мужика. Она хотела убежать, но потом разглядела, что это инок Кирилл.
Укрепившись причащением
святых тайн, она с спокойною душой утешала мужа и
мать, детей благословила, простилась с друзьями.
А я скажу, что ею движет та же великая, неразумная, слепая, эгоистическая любовь, за которую мы все называем наших
матерей,
святыми женщинами.
Мать отслужила молебен в новой горнице, священник окропил новые стены
святою водою, и мы перешли в новое жилье.
Дивуясь и охая и приговаривая: «
Матери мои, господи, отцы наши
святые!» — они перенесли ее в ее комнату.
— Раиса Павловна, пожалуйста, оставьте это
святое слово в покое… Как-то вам нейдет говорить:
мать!
— Вы не беспокойтесь! — бормотала
мать. — Это
святое дело… Вы подумайте — ведь и Христа не было бы, если бы его ради люди не погибали!
— Признаться, не довелось слышать, не довелось. Мы ведь в корпусе, как в монастыре. Ну, что же? Живопись — дело благое, если Бог сподобил талантом. Вон
святой апостол Лука. Чудесно писал иконы Божией
Матери. Прекрасное дело.
Я всегда говорил, что исключительное материнское чувство — почти преступно, что женщина, которая, желая спасти своего ребенка от простой лихорадки, готова была бы с радостью на уничтожение сотни чужих, незнакомых ей детей, — что такая женщина ужасна, хотя она может быть прекрасной или, как говорят, «
святой»
матерью.
— Жаль мне родины моей, жаль
святой Руси! Любил я ее не хуже
матери, а другой зазнобы не было у меня!
Дорогой шло безудержное пьянство, в котором старшие не мешали рекрутам, чувствуя, что идти на такое безумное дело, на которое они шли, бросая жен,
матерей, отрекаясь от всего
святого только для того, чтобы сделаться чьими-то бессмысленными орудиями убийства, слишком мучительно, если не одурманить себя вином.
Для этого перед изображениями
святых, называемых народом прямо богами, священник берет в руки ребенка и читает заклинательные слова и этим очищает
мать.
Внушение народу этих чуждых ему, отжитых и не имеющих уже никакого смысла для людей нашего времени формул византийского духовенства о троице, о божией
матери, о таинствах, о благодати и т. п. составляет одну часть деятельности русской церкви; другую часть ее деятельности составляет деятельность поддержания идолопоклонства в самом прямом смысле этого слова: почитания
святых мощей, икон, принесения им жертв и ожидания от них исполнения желаний.
Мне так жаль его было; ничего не понимает, говорит о
святых обязанностях
матери… неужели ему не приходит в голову, что я иногда думала об этом?..
— Да и поляки-то, брат, не скоро его забудут, — сказал стрелец, ударив рукой по своей сабле. — Я сам был в Москве и поработал этой дурою, когда в прошлом марте месяце, помнится, в день
святого угодника Хрисанфа, князь Пожарский принялся колотить этих незваных гостей. То-то была свалка!.. Мы сделали на Лубянке, кругом церкви Введения божией
матери, засеку и ровно двое суток отгрызались от супостатов…
Нина стала говорить со своей
матерью не так, как заслуживала Нунча; и вот однажды, в день
святого Якова, на празднике нашего квартала, когда все люди веселились от души, а Нунча уже великолепно станцевала тарантеллу, — дочь заметила ей при всех...
Старая деревянная церковь понравилась ему, в ней было множество тёмных уголков, и его всегда жутко тянуло заглянуть в их уютную, тёплую тишину. Он тайком ждал, что в одном из них найдёт что-то необычное, хорошее, оно обнимет его, ласково прижмёт к себе и расскажет нечто, как, бывало, делала его
мать. Иконы были чёрные от долголетней копоти, осевшей на них, и все
святые лики, добрые и строгие, одинаково напоминали бородатое, тёмное лицо дяди Петра.
— Очень. Моя
мать была женщина
святая. Таких женщин мало на свете.
Клянусь, я не крепостник; клянусь, что еще в молодости, предаваясь беседам о
святом искусстве в трактире"Британия", я никогда не мог без угрызения совести вспомнить, что все эти пунши, глинтвейны и лампопо, которыми мы, питомцы нашей aima mater, [матери-кормилицы.] услаждали себя, все это приготовлено руками рабов; что сапоги мои вычищены рабом и что когда я, веселый, возвращаюсь из «Британии» домой, то и спать меня укладывает раб!..
—
Матерь божия! сохрани раба твоего, Владимира, под
святым покровом твоим! Да сопутствует ему ангел господень; да ослепит он очи врагов наших; да соблюдет его здравым, невредимым и сохранит от всякого бедствия! Твое бо есть, господи! еже миловати и спасати нас.
На все ласковые убеждения моей
матери, что разлучаться друзьям не надобно, а лучше жить вместе и помогать друг другу в исполнении таких
святых обязанностей, — Григорий Иваныч очень твердо отвечал, что считает эту обязанность слишком важною и тяжелою, что ответственность за воспитание молодых людей если не перед родителями их, то перед самим собою ему не под силу и мешает заниматься наукой, в которой он сам еще ученик.
Ходил Саша тайно от Линочки и в церковь, где была картина, и нашел, что сестра права: какое-то сходство существовало; но он не долго думал над этим, порешив с прямолинейностью чистого ребенка: «Все
матери святые».
— Если когда-нибудь, — сказал он, — сердце ваше знало чувство любви, если вы помните ее восторги, если вы хоть раз улыбнулись при плаче новорожденного сына, если что-нибудь человеческое билось когда-нибудь в груди вашей, то умоляю вас чувствами супруги, любовницы,
матери, — всем, что ни есть
святого в жизни, — не откажите мне в моей просьбе! — откройте мне вашу тайну! — что вам в ней?..
— Девки-поганки дело, — решила и
мать игуменья. — Не инако могло быть, как через нее. Она, поганка, переиначила себя в честный образ мниха… То-то, кыргызское отродье, посмеялась над
святою обителью. Сорому не износить теперь…
Не менее восторга возбуждала во мне живопись, высшим образцом которой являлась на мои глаза действительно прекрасная масляная копия
Святого Семейства, изображающая Божию
Матерь на кресле с младенцем на руках, младенцем Иоанном Крестителем по левую и Св.
По затруднительности тогдашних путей сообщения, Григорьевы могли снабжать
мать и сестер только вещами, не подвергающимися порче, но зато последними к праздникам не скупились. К
святой или по просухе через знакомых подрядчиков высылался
матери годовой запас чаю, кофею и красного товару.
Святая неделя прошла совершенно сухая, хотя и холодная. Отца не было дома, и я отпросился у
матери с Василием Васильевичем к заутрене в церковь.
— И хорошо сделали. Votre mere est une sainte Ваша
мать святая., но потому-то именно она и не может судить этих людей, как они того заслуживают! Но даст бог, классическое образование превозможет, и тогда… Надеюсь, monsieur de Persianefi, что вы за классическое образование?
— Oh! votre mere est une noble et sainte femme! Благодарю. Мама чувствует себя превосходно. — Ваша
мать благородная и
святая женщина!
Мать Буланина была в полном упоении, — в том
святом и эгоистическом упоении, которое овладевает всякой
матерью, когда она впервые видит своего сына в какой бы то ни было форме, и к которому примешивается доля горделивого и недоверчивого удивления.
Чувство божественного смиренья и кротости в лице Пречистой
Матери, склонившейся над младенцем, глубокий разум в очах Божественного Младенца, как будто уже что-то прозревающих вдали, торжественное молчанье пораженных божественным чудом царей, повергнувшихся к ногам его, и, наконец,
святая, невыразимая тишина, обнимающая всю картину, — всё это предстало в такой согласной силе и могуществе красоты, что впечатленье было магическое.
Забыли мы, что женщина Христа родила и на Голгофу покорно проводила его; забыли, что она
мать всех
святых и прекрасных людей прошлого, и в подлой жадности нашей потеряли цену женщине, обращаем её в утеху для себя да в домашнее животное для работы; оттого она и не родит больше спасителей жизни, а только уродцев сеет в ней, плодя слабость нашу.
— Пожалейте, православные, помолитесь за несчастную, без рук, без ног лежит четвёртый год; попросите богородицу о помощи, возместится вам господом за
святые молитвы ваши, помогите отцу-матери горе избыть!
Перед
святой неделей приехала
мать Гоголя с его меньшой сестрой.
Она верила в бога, в божию
матерь, в угодников; верила, что нельзя обижать никого на свете, — ни простых людей, ни немцев, ни цыган, ни евреев, и что горе даже тем, кто не жалеет животных; верила, что так написано в
святых книгах, и потому, когда она произносила слова из Писания, даже непонятные, то лицо у нее становилось жалостливым, умиленным и светлым.